05 дек 2003

Интервью с Егором Летовым и его директором Сергеем Попковым

Источник- "http://superroot.narod.ru" rel="nofollow"

Интервью взято у Егора и директора группы "Гражданская Оборона" Сергея Попкова

Мух: Привет, Егор.

Егор Летов: Привет.

Мух: Расскажи, в каком составе играет сегодня «Гражданская Оборона», и чем вы сегодня занимаетесь?

Егор Летов: Состав – это мой братец – духовые, саксофон, бас-кларнет, флейта. Я, в зависимости от ситуации: в зале – гитара и вокал, на записи – огромное количество инструментов, от ударных до клавишных. Наталья Чумакова – бас, Александр Андрюшкин – ударные, и на концертах – сессионный музыкант гитарист Александр Чеснаков.

Мух: В интервью, которое ты давал несколько лет назад, ты говорил, что «Гражданская Оборона» – это два человека – ты и Кузьма. Чем занимаются сегодня Кузьма и другие твои соратники последних лет – Рома Неумоев, Манагер, Чёрный лукич?

Егор Летов: Не знаю, честно говоря. Я знаю, что у Лукича ребёнок родился. Работает Лукич в магазине. Больше ничего сказать не могу.

Мух: А в смысле музыки? Есть у них сегодня сольные проекты?

Егор Летов: Не знаю. Вопрос не ко мне – это их надо спросить... Сергей лучше сможет рассказать.

Сергей Попков: Лукич выпускает новый альбом. Манагер и Ромыч – рабочие люди, занимаются каждый своим делом. Кузьма проживает в городе Ленинграде и никаких новых проектов не рождает.

Мух: Вернёмся к «Гражданской Обороне». Какие новые альбомы мы услышим в скором времени? Что вы записываете нового, и что выходит из архива в ближайшее время?

Егор Летов: Из архива я сейчас планирую выпустить серию альбомов с предположительным названием «Передозировка». Это вещи, которые не вошли по тем или иным причинам в «Прыг-Скок» и «Сто лет одиночества». Кроме того, у нас был двойной альбом «Психоделия туморроу», записанный между «Сто лет одиночества» и «Солнцеворотом» – из него войдёт ряд вещей. Про новые альбомы, которые мы собираемся писать, я говорить ничего не буду, потому что я человек суеверный, и мой опыт говорит о том, что если начать говорить о ещё не сделанном, оно имеет свойство никогда не рождаться или так видоизменяться, что от первоначальной идеи ничего не остаётся... Но альбома три будет в этом году новых, я надеюсь.

Мух: Почему ты не распространял широко альбом «Психоделия туморроу»?

Егор Летов: Мы много чего не пускали в широкое распространение, потому что мы, по большому счёту, работаем для себя, а не для слушателей. Я делаю то, что мне самому нравится слушать, или то, что хочется сыграть. Это можно даже и не тиражировать, можно иногда даже и не записывать... В принципе, «Гражданска Оборона» возникла когда мне просто нечего было слушать из того, что у нас в стране происходило... кроме «ДК», но у них совсем другой подход. И я решил собрать группу, которая будет играть то, что мне самому интересно слушать. Сидел, записывал «Мышеловку», «Некрофилию», включал их сам для себя и слушал с превеликим удовольствием. По сей причине меня очень мало интересуют мнения окружающих относительно нашего творчества. Я никогда не читаю про себя ни хвалебные, ни ругательные рецензии. Меня это мало интересует. То, как ты сам это сделал и прочувствовал никто адекватно судить не может. Я делаю в своё удовольствие некоторые вещи, если это кому-то нравится – хорошо, не нравится – тоже хорошо. Вот и всё.

То что мы делаем – мы делаем для таких как мы. Это для себя и получается, только во множественном числе. Мы не рассчитываем на публику, которая «не наша», на людей, у которых другой склад ума.

Мух: А «Психоделия туморроу» увидит та публика, которая «ваша»?

Егор Летов: Возможно – да, возможно – нет. Альбом этот очень специфический, скажем так, совершенно не попс. В нём очень много музыки, очень мало вещей с текстами. Можно много чего издать – у нас очень много архивов. Например, только «Посев» - восемь альбомов, никогда не издававшихся, не считая записанных репетиций.

Мух: Сегодня есть очень много групп, которые находятся под твоим влиянием или просто откровенно косят под «Гражданскую Оборону». Считаешь ли ты, говоря твоими словами, что это «такие же люди как ты»?

Егор Летов: Абсолютно не считаю! Для меня «такие как я» – это те, кто на меня не похожи. Это как у Высоцкого: «Эй вы задние, делай как я, это значит – не надо за мной...». Когда мы начали играть с Кузьмой, с братом, с Курёхиным, принцип был – делать вещи, которые не имеют аналогов. А для того, чтобы такие вещи делать, надо быть максимально информированным, дабы не изобрести велосипеда. По сей причине мы с Кузьмой и все музыканты, с которыми мы играли, – люди очень наслушанные, у нас огромное количество всевозможной музыки, начиная с архаичной, традиционной со всего мира – от африканской до сибирской, кончая современным попсом – от электронной музыки до регги. Можно делать своё, только если слышал очень много чужого. Необходима первоначальная информационная плоскость – литературная, музыкальная, художественная, от которой можно отталкиваться. А те, кто играют «под меня»... Зачем делать что-то, если это уже было?

Мух: То есть ты не относишься к этим людям как к огороду, как к тем, кого ты приручил и за кого несёшь ответственность?

Егор Летов: А я никого не приручал! Сами лезут, сами приручаются!

Мух: Скажи, Егор, если бы у тебя не было способностей или возможностей делать то, что ты делаешь сейчас, чем бы тебе было интересно заниматься?

Егор Летов: Много чем... Палеонтологией, археологией.

Мух: В посследнее время ты выступал в США и Израиле, в странах, которые духовно и геополитически противостояли СССР, а сегодня противостоят России. Америка – это та страна, которая, победив в холодной войне, фактически оккупировала СССР. Не входит ли в противоречие с твоими принципами давать концерты в этих странах?

Егор Летов: Что означает – страна против чего-то? Страна, она из чего состоит? Из политической верхушки – это штафирка, кукла, и народа, который в ней живёт. А народ-то, он разный. Мы в Америке не для Клинтона играли. Мы играли для таких же как мы – для русских, евреев, украинцев, сербов и американцев, которые нас слушают и знают. Это была война на чужой территории, атака в помощь тем, кто находится там в оккупации – более ничего.

В Израиле – то же самое. Я с превеликим удовольствием сюда приехал, выяснилось, что у меня тут очень много друзей, мне очень хорошо здесь.

Мух: А что тебе здесь больше всего понравилось, что больше всего зацепило?

Егор Летов: Очень многое... Святые места, природа, сама атмосфера.

Мух: Егор, хочешь что-нибудь пожелать твоим израильским слушателям?

Егор Летов: Я никогда никому ничего не советую. Выживать или не выживать, размножаться или не размножаться – что я могу пожелать... Что хотите – то и делайте, вот и всё!

Анатолий Моткин: Ещё один вопрос – ты в течение многих лет не играл со своим братом, а сейчас стал снова с ним играть – что послужило причиной столь долгого творческого разрыва?

Егор Летов: Разрыва не было – мы просто шли каждый со своей стороны – я со стороны экспериментов с примитивизмом и шумовой музыкой, он со стороны авангарда и джаза – и пришли в одну точку.

Анатолий Моткин:Музыка, которую ты делал, основана во многом на слове. Это не только звуковая канва, смысл несётся вербально. В западной культуре слово сегодня утратило свою силу. Самые интересный вещи, которые делаются сегодня на западе – примитивизм с повторяющимися фразами. А ты мог бы заниматься музыкой бессловесной?

Егор Летов: В принципе – да. Я вообще считаю, что не занимаюсь искусством. Для меня то, что я делаю – некоторая форма действия. Мы – деятели, в определённом смысле концептуалисты. Те, кто хорошо нас знают или проводят некоторое время рядом с нами, начинают через некоторое время понимать, что наши политические заявления и действия – это концептуальный акт. И вопрос коммунисты мы или не коммунисты рождает в народе великое брожение умов. Почему-то народ не понимает, что вещи, которые мы делаем, совершенно друг другу не противоречат. Просто надо немного приподняться над белым, чёрпным, красным, зелёным – и увидеть всю радугу. Обыгрывание позиций, ситуаций и идей политических и духовных мы начали ещё в проекте «Коммунизм». Был такой проект издевательский и достаточно печальный. Начали мы с того, что сделали объектом своего творчества различные культурные пласты, начиная с поэзии и лирики подворотен, и кончая последним альбомом – «Хроника пикирующего бомбардировщика», в котором мы сами выступили как личности, как поэты и музыканты. На этом проект естественным образом закончился, потому что дальше уже некуда. То что мы делали в «Гражданской обороне» – агрессивное вмешательство в окружающую среду.

Сергей Попков: Были даже попытки разобрать творчество «Г.О.» с музыковедческих позиций.

Егор Летов (смеётся): По большому счёту мы сами над собой издеваемся. Мы люди достаточно весёлые.

Анатолий Моткин: То есть для тебя твои политические выступления – это перформанс, концептуальное искусство?

Егор Летов: Да, но это – не циничный перформанс, это действие, которое рождает огромное количество последствий.

Была в своё время такая группа – Монастырский и компания, которые называл себя «Коллективное действие». У них существовало понятие «пустое действие». Любая акция имеет бесконечное продолжение под названием «пустое действие». Что будет дальше, что происходит в сознании людей или в магической реальности после окончания акции – неизвестно. Пустое действие длится бесконечно, разветвляется, рождает остаточные формы. Я считаю – то что мы делаем – из этой области. Мы совершам какое-то действие, после этого происходит длительное пустое действие. Мы его не контролируем и контролировать никак не можем. Поэтому возникает огромное количество дурацких вопросов – есть «Русский прорыв», нет «Русского прорыва», что такое «Русский прорыв»... Мы камень в воду бросили – пошли круги.

Анатолий Моткин: Это продолжение курёхинского дела или ходьба параллельно? Ты же начинал с ним?

Егор Летов: Да, я играл у него. У нас были очень хорошие отношения до самой его смерти... Жалко, мы не успели записаться вместе – были варианты такие. Он подходил с другой стороны. То что я делаю ближе к героически-трагичному концепту, такой экзистенциальный концептуализм.

Анатолий Моткин: То есть ты не называешь это искусством, относишься к этому серьёзно как к практике, но не относишься серьёзно к собственному мнению?

Егор Летов: Личное мнение меня, честно говоря, мало интересует. Как любое эго, оно имеет свойство постоянно меняться. Всё живое постоянно движется и меняется. Я могу лишь, как герой Жоржа Батая, как глаз воспринимать реальность, которая изменяется. Выходя за пределы этой реальности, насколько мне это удаётся, я постигаю то, что ею движет, то, что стоит за искусством, образом, словами, философией.

Анатолий Моткин: Ты рассекаешь явления на частицы?

Егор Летов: Да нет, скорее наоборот. Я собираю из этих частиц мозаику – дальше, больше. В конечном счёте подходишь к духовной и религозной практике. Не может человек искусства, человек действия или монах серьёзным человеком быть с насупленными бровями, со звериной серьёзностью к жизни относиться, потому что жизнь – она жестокая, но и весёлая одновременно.

Анатолий Моткин: В этом всё равно есть элемент цинизма.

Егор Летов: Да, есть конечно, но это – хороший цинизм, не поганый.

Анатолий Моткин: То что делает «Лайбах» в Югославии – это некоторыым образом параллельно твоему пути или они пошли слишком далеко в своей серьёзности?

Егор Летов: Я очень плохо знаю, что они делают – до сих пор понять не могу, серьёзно это, или несерьёзно. Насколько я понимаю из разговоров с людьми, которые их хорошо знают, «Лайбах» – это всё-таки попс. Но я других деятелей не берусь судить, потому что я и сам себя-то плохо знаю.

Анатолий Моткин: Посмотрев на то, как развивалось русское советское искусство с 30-х годов, мы увидим, что советская власть сильно его покоробила. Русские только сейчас стали понимать Малевича и всё то, что в 20-е годы происходило.

Егор Летов: Есть официальное искусство, соцреализм, которое никогда никого по большому счёту не интересовало, и неофициальное искусство, которое было на протяжении всех веков вне зависимости от политического строя. Те, кто его в 20-е, 30-е годы понимали, понимают его и сейчас, а те, кто не понимали, не стали понимать и сейчас. Искусство от времени не зависит, если оно – искусство. То что делал Введенский или Филонов – это вне времени.

Анатолий Моткин: Среди того, что делается сейчас в России тебя что-то интересует?

Егор Летов: Из того, что в России сейчас делается, единственное, что меня интересует – это война в Чечне. Больше меня, честно говоря, ничего не интересует. У нас куча телевизоров дома, и мы круглосуточно смотрим новости. Телевизоры не выключаются. Это мне интересно. Сейчас у нас такая реальность, чтов неё и вмешиваться не надо, надо просто сидеть и смотреть, во что она выльется. Сейчас в России состояние смутного времени перед войной, бунтом или революцией.

Анатолий Моткин: Про войну в Персидском заливе Бодриар написал, что это была виртуальная война: американцы сидели и смотрели CNN. и пушки были похожи на Голливуд. Человек не мог быть уверен в том, что всё это было на самом деле. А в России сейчас ощущают, что идёт война?

Егор Летов: У нас война несколько не такая, как была у американцев. Если бы, например, в Югославию Россия поставила зенитки, то война смотрелась бы совсем иначе. Когда в Америку хлынули бы цинковые гробы, груз 200 – о бы почуствовали реальность. Американец будет воевать, пока это не страшно, пока это компьютерная игра, пока он не видит реального врага. В «Швейке» описано: человек сидит в окопе и видит – русские пошли в атаку, а впереди бежит огромный парень-гора с зелёной соплёй, висящей под носом, со штыком наперевес. Человек закричал, обосрался, облевался и его списали... Так и американцы не смогут перенести ни иранца, ни иракца, ни югослава.

В России не так – война идёт страшная, горячая, настоящая война. Обстреляна уже практически вся армия. Из Чечни возвращаются солдаты – они будут и дальше воевать. Таких всё больше и больше становится. Через какое-то время всё нормальное мужское население будет поставлено под ружьё. Я думаю - это правильная ситуация, хорошая.

Анатолий Моткин: А не будет той же проблемы, что и с ребятами, которые вернулись из Афганистана и оказались никому не нужны?

Егор Летов: Как это – никому не нужны!? Они всегда были нужны! Воевать надо уметь!

Анатолий Моткин: Из электронной западной музыки тебе что-то близко, что-то интересно?

Егор Летов: Мне всё интересно, но ничто не близко. Из рока мне близок период с 66-го до 69-го года.

Анатолий Моткин: Музыка эпохи хиппи?

Егор Летов: Да и панк в чистом виде именно тогда возник – команды типа “Sonics”, “Seeds”. Они намного круче, чем панки 80-х годов. Тогда и трэш возник, и многие авангардные движения. Вот эту музыку мы слушаем и собираем. Редкие команды из Мичигана, Массачусетса... Тогда было движение, наполненное смыслом, энергией. Это было правильно и здорово. Это неизбежно закончилось, продолжения не было и не могло быть – любой жанр имеет свойство кончаться. Последние десять лет длится затишье, связанное с компьютеризацией. Рождается новый вид искусства. Все старые формы кончились.

Анатолий Моткин: Тебе мешает анонимность электронной музыки?

Егор Летов: Мне мешает в любой музыке эклектизм. Всё что делается последние лет 20 – это расцвет постмодерна: Умберто Эко, Павич. Павич, я считаю, - это вообще высший пилотаж.

Анатолий Моткин: Может быть, мы в ХХ веке шли слишком быстро, и теперь делаем паузу для переосмысления сделанного?

Егор Летов: Мне кажется – нет. Просто сейчас перебираются различные соотношения множества форм: философии, поэзии, музыки, изобразительного и компьютерного жанров.

Анатолий Моткин: Что тебе интересно из советского искусства не как критику, а как простому потребителю?

Егор Летов: Футуризм. Авангард 20-х – 30-х год

Анатолий Моткин: Примитивизм?

Егор Летов: Примитив – не примитив... Например, «Группа 41»... Илья Зданевич – просто гений. Введенский, Терентьев... Терентьев – тоже гений.

Анатолий Моткин: Из сделанного после 20-х годов что-то тебе интересно?

Егор Летов: Советский авангард 60-х – 70-х годов. Концептуализм.

Анатолий Моткин: Спасибо, Егор.

Мух и Анатолий Моткин. Нетан 15 марта 2000

Кирилл Захаров