В 1991 году в нашем городе состоялся семинар независимой рок-прессы. Нижеприведённый материал был подготовлен для №9 владивостокского журнала "Штучка", который сегодня представляет библиографическую редкость. Автор статьи и фотографии - редактор журнала Лина, с позволения которой мы и публикуем данную информацию.

Архив ШТучки: Барнаул

РАССКАЗ

(из журнала ШТучка № 9 / 1991 год)

Часть 1

В связи с плохими метеоусловиями в Барнаул категорически ничего не летало. Очевидно мы с Мариной сели на самолёт, следующий в Турцию и усилием воли угнали его в город на Алтае - иначе я не могу объяснить тот факт, что мы всё-таки туда прорвались. Совершив посадку и убедившись в наличии трапа, шагнули из теплого салона прямо в классическую сибирскую пургу. В мгновение моя шуба изнутри набилась снегом, а в здании аэровокзала, где по шею стояла вода, я промочила ноги и окончательно проснулась.

С кайфом перекурив после длительного перерыва и убедившись в отсутствии встречающих, мы приняли решение: звонить! Колбашев мирно спал, не ведая, какой ужас только что спустился с неба на его землю. Послав нас подальше в гостиницу «Алтай», он попросил не звонить до 9 утра. Мы с трудом добрались до места, выслушали от портье гневную тираду в адрес «этой Рок-Азии», и в конце концов добились от неё местонахождения Бурлаки - единственного знакомого из находившихся здесь людей.

Жутко неловко было беспокоить Андрея Петровича таким ранним визитом, тем более что в комнате также оказалась его супруга. Увидев её, Марина, которая вошла первой, тихо заметила: «О, да здесь народ...». А я еще ничего не видя, но имея потребность поддержать разговор, громко поразилась: «Ни фига, сколько народу!». В общем, абсурд начался. Бросив сумки и шубы, мы оставили хозяев досыпать, а сами разместились в холле, где за несколько часов узнали о гостинице всё, и успешно давали справки постояльцам, что буфет находится на ремонте, а в пельменной там, за углом, можно недорого перекусить.

Час с девяти до десяти мы провели на подоконнике, мучаясь мыслью, что уже пора звонить, а будить Бурлаку - жалко. И наконец, не дав нам сойти с ума от усталости и безделья, появился лично Колбашев в сопровождении помощников.

Порешав вопросы в коллективе и по телефону, нас всех усадили в автобус и перевезли в гостиницу «Барнаул», где до того момента спокойно пили чай Макс Н. и Лёха В. Кроме наших земляков в гостинице находились киевляне: Коля Ежов - флегматичный молодой человек с глазами бассета, и его сестра Татьяна, которая вопреки моим представлениям оказалась вполне живой и компанейской.

В уютном, но тесном номере собралось столько великого и малознакомого народу, что я начала ужасно стесняться и упорно отказывалась от чая, боясь, что на кого-нибудь его опрокину. В гостиничной столовой оказалось значительно больше биологического пространства, и мы с Мариной, придя в себя, принялись смешить Макса рассказами о пережитом утре. Но то, что мы здесь ели... Мясо сметана тертая гнилая морковь обернулись для нас тем, что мы весь концерт с зелеными лицами наперегонки бегали «прямо и налево».

После столовки мы по традиции поехали в книжный, где все с осведомленным видом покупали каких-то диссидентов и прочие умные книги. Я же понимая, что мне не нужно то, что хватают все, а нужного мне здесь все равно нет, проторчала в коммерческом отделе, купила пачку сигарет и на том успокоилась.

Далее, скользя и падая, мы пробежались по всем лавкам и кафе. А через несколько часов на пути к гостинице вдруг заметили, что в этом городе нет птиц. Обычно я не пропускаю по дороге ни одной собаки, чтобы не посюкюкать с ней, поэтому могу ответственно заявить: здесь не было также ни кошек, ни голубей. Пара снулых воробушков - вот и вся живность, что встретилась нам в Барнауле. А людей мы не замечали: нам вполне хватало друг друга.

Барнаул. Часть 2

Вечером в городе состоялся концерт, приуроченный к этому самому «семинару». Мы распрощались с гостиницей и переместились жить в зал. В комнате, насквозь прокуренной баштурмаем, бросили свои вещи и поспешили слушать музыку. На сцену вышел Колбашев, уселся на стул в позе, сочетающей величие с защитной реакцией, и с видом именинника принялся вводить публику в курс дела:

- Мы собрались здесь в честь того...

- А Мейнерт приехал? - донеслось из зала.

- Нет, но приехал Бурлака.

- А-а-а! Э-э! Пусть выйдет! Покажите нам Бурлаку!!! - орали зрители. Но Андрея Петровича им не показали, решив, видимо, что миф должен оставаться мифом.

И вот еще один элемент абсурда в ситуации этих дней: на всем данном мероприятии присутствовало только трое фотографов - и все из Владивостока. Я, Марина и Лёха В. со знанием дела уселись в первом ряду и, подивившись отсутствию коллег, стали выяснять, в год кого родился Лёха - свиньи или собаки.

А тем временем на сцену вышли двое с гитарами в руках и с бубном на ноге, и запели что-то такое сибирское. Понимая, что вряд ли их потом где-нибудь увижу, я не стала запоминать ни фамилий, ни текстов. С удовольствием, без напряга мы слушали их песни и с таким же кайфом фотографировали, потому что освещение также было отличным.

После них появилась группа из Новосибирска Пётр III. И пусть все их хвалят, сколько хотят, но мне не понравилось. Начиная с того, что перед концертом они не выпускали изо рта кострюков, и кончая общим натуливанием своей крутизны. Я наивно ждала, когда Третий Пётр кончит настраиваться, а оказалось, что это у них такая музыка. И если в пятом классе меня еще можно было убедить, что это авангард, то после того, как я однажды услышала «Сезон Дождей», эти петровские потуги на неомодернизм вызывают только недоумение.

А за «Петрами» был вотще ужас - барнаульская группа «Сестра» - совсем молоденькие мальчики, исполнявшие «Аквариум» на своём уровне. Так и хотелось подойти ущипнуть за щёчку: у-тю-тю... Особенно жаль было девочку, которой из зала орали всякие гадости, а она, делая вид, что не слышит, дудела в две свои дудочки, влюбленно улыбаясь вокалисту. Мне стало неловко это дальше наблюдать и придя наверх, я обнаружила, что все участники «семинара» давно там и, находясь в самом весёлом расположении духа, слышать не хотят ни о какой «Сестре».

Выяснилось, что все ужасно голодны. Марина достала из сумки копченую рыбу, которая чудом сохранила форму, несмотря на то, что на ней сидели в аэропорту. И, раз уж полезли по чемоданам, я решила, что самое время раздать всем «ШТучки», одновременно преследуя цель облегчить себе ношу.

Народ с энтузиазмом ухватился за журналы, немедленно начав читать всё подряд, при этом смеясь, цитируя, восхищаясь и одобряя. Меня просто распирало от гордости и я, предчувствуя, что такого момента больше не будет, не стала давать волю эмоциям, а сохраняла торжественное спокойствие.

Незаметно подошло время второго концерта. И хотя сейчас меньше всего хотелось воспринимать какую-либо музыку, все засобирались в зал, оправдывая звание журналистов. И только Врэж, колоритный человек из Тувы, спросил с неподдельной мольбой в глазах: «Долго ещо нам нужно это тэрпет?».

Но когда заиграли омские панки (группа КЦНК), оказалось, что тужиться терпеть их вовсе не придется - они со своими песнями пришлись в самый раз. Хороший вокал, сыгранность, держатся с достоинством. Песни в меру агрессивны и сдержанно мелодичны. В общем то, что было нужно, чтобы разбудить и поставить на ноги вконец расслабившихся нас. Вот если бы они еще сократили свою программу где-то на треть, оставив лишь самое-самое, то я бы вообще расчувствовалась. А так, значительно затянули. Ну, можно понять: для этого ехали.

Барнаул. Часть 3

Наконец, концерт закончился, и пришло время отправляться на турбазу «Зеленый берег». Мне раньше не доводилось бывать в подобных местах и не пойму, откуда в моей голове взялось убеждение, что «турбаза» - это высокая крутая гора, на вершине которой стоит домик. Теперь я знаю, что турбаза - это много домиков, расположенных на равнине. В одном из них мы побросали манатки и поспешили в столовую, где замерзало пиво и стыли пельмени.

Ежовы, Бурлаки и наши земляки заняли угловой столик, создав своими спинами замкнутый круг и принялись бурно общаться, поедая как не в себя первое, второе и третье. Мы с Мариной подсели по соседству, и к нам присоединился Сергей Иваныч Бугаёв из Новосибирска, который тоже был ни с кем. Оглядев остальных незнакомых участников, я почувствовала в душе полнейшее смятение и в который раз задалась вопросом: что мне здесь понадобилось? Голова трещала от впечатлений дня. Завтрак в гостинице еще напоминал о себе, поэтому я практически не могла есть, а налегала на пиво и невпопад отвечала на вопросы Бугаёва, тщетно пытаясь собраться с мыслями.

Затем всех повели расселяться. Увидев предложенную нам комнату, Марина в ужасе выскочила из неё и, схватив в коридоре Ленку Данилову, забормотала: «Слышь, это... нам бы вместе со всеми...». Я же из ложной скромности принялась громко упрекать Марину в привередливости и утешаться тем, что мы всегда сможем сходить ко ВСЕМ в гости. Жилище и впрямь было не фонтан: по справедливому замечанию одного из организаторов, очнувшегося здесь однажды утром, тут явно не хватало одной детали: унитаза посредине. Все остальное уже было: потолки до неба, тусклая лампочка, холодные стены, пошло разрисованные цветными карандашами. Из мебели имелись две кровати на паучьих ножках, да шкаф, в котором можно было спрятаться вшестером. При открывании нижней дверцы этого шкафа, верхняя соскакивала с петель и норовила ударить по башке. Позже Марина спасла от смерти Макса Немцова, который зайдя к нам в гости, первым делом зачем-то полез в шкаф. Максима успели оттащить за мгновение до того, как створка с грохотом обрушилась вниз. Наша входная дверь могла находиться только в двух состояниях: открытой нараспашку либо закрытой на ключ. И для того, чтобы сбегать наверх заправиться горючим, или выскочить сделать наоборот, приходилось друг друга запирать, вследствие чего потом случались всякие недоразумения.

Не успели мы расположиться, как в дверь ворвались Макс и Лёха со словами: «Ну, где тут наш лимонник?!». Получив свою забродившую ягоду и заварку, они поцыкали зубом по поводу нашего жилища и собрались восвояси. Я спросила: «Мы это... к вам придем в гости, ладно?». Они помялись, поцедили нечто невразумительное и резко исчезли.

Наше замешательство через полчаса прервала Танюшка Арефьева (представительница Российской Музыкальной Газеты). Она вбежала, светясь энтузиазмом, и защебетала: «Ну что, пойдёмте к НИМ?!». Я сбегала в импровизированный бар, глотнула горючего, и мы направились в особняк, занимаемый великими нашими коллегами.

После десятиминутного стучания и танькиных воплей «Эй, открывайте - девушки мёрзнут!» вышел Воронин с постным лицом, впустил нас в предбанник и пропал в дальней комнате. Мы потоптались в прихожей и, не дождавшись приглашения, вошли в гостиную. По сравнению с нашей камерой для душевнобольных это были хоромы: мягкая мебель, ковры, камин, посуда... Обитатели дома сосредоточенно смотрели видик, обмениваясь ценными замечаниями. Я вообще-то не люблю нерусские клипы, но таких никогда раньше не видела. К тому же Коля Ежов перед каждым новым рассказывал сюжет, и поэтому было очень интересно смотреть их с комментариями.

Через полчаса, когда мое волнение почти улеглось и я совсем было освоилась, в доме появился Колбашев. Постоял, переминаясь с ноги на ногу, передал кому-то коньяк и вдруг сообщил Арефьевой: «Таня, тебя там Врэж зовёт». Ну, зовет так зовёт, что ж - она ушла. Мы не придали этому значения и продолжали любоваться очередным «Кью», пока Колбашев не обратился лично ко мне: «Вы не могли бы выйти? - и, словно оправдываясь: Нам тут надо... план обсудить». Во мне взыграло сопротивление. Я решила: «Вот ещё! Мы уйдем, но только когда сами захотим». Но оглянувшись в поисках поддержки и встретив молчаливое согласие Бурлаки, Макса и прочих, промолчала. И мы покинули терем.

Вернувшись в свой холодный сортир, мы выяснили, что никакой Врэж Танюшку не звал и, оскорбленные таким обращением, принялись за алкоголь.

Сейчас, по прошествии времени, я точно знаю, что именно этот случай послужил причиной тому, что всё моё дальнейшее пребывание на турбазе свелось к непрерывному накачиванию перцовкой и патологической заботе об облезлой местной кошке. Просто в момент полнейшей растерянности ища поддержки у людей, которым всегда доверяла, я натолкнулась на такую стену, которая не снилась и пинкфлойдам.

Порядком насидевшись за напитками, мы отправились спать. А по дороге я и подцепила это паршивое, сипло мяукающее животное, которое блевало желчью, потому что «Пётр Третий» (больше некому) чем-то его напоили. Засыпала я с мыслью, что чем лучше узнаёшь людей, тем сильнее любишь животных. Это верно.

Барнаул. Окончание

Утром проснулась, растолкала под одеялом кошку, выпила, накрасилась... Высунувшись в коридор и увидев во входном проёме человеческую фигуру, принялась кричать что-то про завтрак. Силуэт обрёл резкие очертания, повернулся ко мне лицом, и я с восторгом опознала в нём Шишкова, который, оказалось, только что прибыл сюда в числе прочих опоздавших. С радостным визгом мы с Мариной затащили его к себе в комнату и наперебой принялись что-то рассказывать. Но у Скорпиона-Шишкова вместо «здрасте» на хвосте висела капелька яда, поэтому я подумала: ты, Миша, конечно, хороший человек, но пусть с тобой лучше Вася общается. Шишков удалился, ошалело оглядываясь по сторонам, как будто решал одновременно несколько мировых проблем.

После завтрака мы поднялись в зал, набрали всяких газет, которые во множестве лежали по всем столам. Вернулись к себе, подумали о вчерашнем и о предстоящем, и незаметно подошло время собственно «семинара».

И с этого момента я перестала запоминать не только последовательность событий, но даже очередность смены времен суток. Так, весь двухдневный семинар я помню как один нескончаемый вечер, во время которого безумно хочется спать. Всевозможные тусовки и общение с себе подобными слились в непроглядную ночь, в которой, напротив, меня одолевал небывалый эмоциональный подъем и буйство фантазий. Утро помню только одно - в день отъезда. Веселенькое такое утречко...

На семинаре был полный зал народу. Один выступал - все слушали. Бурлака председательствовал. Москва, Якутск, Краснодар и Свердловск строчили в тетрадках протоколы. Шишков, развалившись в первом ряду, снисходительно наблюдал. Мы курили (а чё?). Я время от времени бегала вниз, чтобы смотать плёнку, хлебнуть огненной воды и осознать, что происходит. Осознавала я следующее: вот, понаехали тут... Все как один - директора и начальники студий, телепрограмм, киномастерских, фирм, радиопередач и издательств. А я-то куда? Чево тут ещё?

Говорил каждый много и умно. Везде, оказалось, кипят роки, но уже на таком уровне, что заниматься мне не светит.

Марина провожала меня, как в космос:

- Ты только не ори. Соберись и скажи всё... Не бойся, не теряйся... Не забудь это и то. А, главное, не кричи, не ори, понятно?

И вот я встала и сказала «речь». Чебурашка со своим «строили мы, строили» на моём фоне померк бы. При виде такого количества глядящих людей, я бессознательно отождествила себя с окружающими, и их мыслями и чувствами. А так как группа была довольно большая, то у меня начисто вырубило из головы всё, что там еще оставалось, и я в панике ожидала: чего же сейчас скажу? Это был понос слов при запоре мыслей! Если бы только вспомнить... Забыв главное предостережение Марины, я сразу принялась кричать. Через каждые два слова я заливалась таким нервическим смехом, что аж слюни на стол летели. Мы потеряли «ШТучку», попререкались из-за возраста (я забыла, сколько нам лет), наконец, поняв, что пора прекратить этот позор, я сообщила зачем-то что живу в комнате N 2 и с облегчением и горящими ушами уселась на место. После меня сделали перерыв.

Второй день «семинара» у меня выпал полностью, осталось только Маринино замечание: нехорошо спать на пресс-конференции. Подумать только, я спала! Надеюсь, хоть не храпела. И что? Пожалуй, хватит марать бумагу. Я сейчас вот что думаю: то, что там, в Барнауле произошло - это не плохо и не хорошо. А только как Дёма песню поёт: если это то место, куда я шёл, значит просто я шел не туда. Всё не так уж плохо, учитывая, что мою персону никто не ругает больше, чем я сама. В таком случае все прекрасно. А для того, чтобы почувствовать со стороны окружающих истинную заботу и сочувствие, надо было всего-навсего провалиться в бассейн. О чём это я? Да так, ни о чём...

Лина